Фальсификация отчетности кредитными организациями под прикрытием аудиторов давно превратилась в проблему российской финансовой системы, но, похоже, российские власти взялись за ее решение. Первый заместитель главы Агентства по страхованию вкладов (АСВ) Валерий МИРОШНИКОВ рассказал «Профилю» о подготовке закона об ответственности топ-менеджеров банков за недостоверную отчетность и о практике борьбы с недобросовестными аудиторами.

— Валерий Александрович, при проверке Банка Москвы обнаружились большие проблемы, связанные с фальсификацией отчетности. Наверное, они были и в других банках?

— Для нас совершенно очевидно, что надо вводить уголовное наказание для топ-менеджеров за фальсификацию отчетности. Об этой проблеме мы начали говорить давно, еще года за три до кризиса, но воз и ныне там. И всякий раз, как неразумное дитя, мы наступаем на одни и те же грабли. В Уголовном кодексе у нас предусмотрена ответственность за мошенничество (ст. 159 УК РФ), за хищение (ст. 160 УК РФ), за преднамеренное банкротство (ст. 196 УК РФ), за неправомерные действия при банкротстве (ст. 195 УК РФ), а вот за фальсификацию отчетности нет вообще никакого наказания. В свое время у нас была серьезная дискуссия с представителями правоохранительных органов на эту тему. Они считали излишним вводить ответственность за фальсификацию отчетности, ссылаясь на то, что в Уголовном кодексе и без того предусмотрено много других статей. Но вот схема, когда никакого хищения нет, никакого мошенничества нет, а люди просто сфальсифицировали отчет: банк выдает кредиты на увеличение собственного уставного капитала. Где здесь хищение? У кого что похитили? Его нет, ведь руководство банка просто выдало кредиты. Но при этом себе же в этом банке нарисовало уставный капитал [уставный капитал] с тем, чтобы вводить в заблуждение надзорные органы и клиентов банка. Вот вы, к примеру, принесли в такой банк деньги [деньги] , а позже выяснилось, что там никакого капитала нет, он весь проеден. Но вы же этого не знали. Мошенничества здесь нет, поскольку никто ничего не украл, а признаки фальсификации налицо.

— И что же делать?

— Мы ждем положительного заключения правительства на проект закона, предусматривающего уголовное наказание за фальсификацию отчетности. Надеемся, скоро он поступит в Госдуму. Кроме того, мы предлагаем еще одну интересную законодательную норму, после принятия которой банкиры будут обязаны сохранять резервные копии электронных баз данных, чего сейчас тоже нет. Этой лакуной в законодательстве также воспользовался не один банк-банкрот, в том числе Межпромбанк. Когда у банка была отозвана лицензия и в него пришли сотрудники ЦБ, выяснилось, что уничтожена вся база данных. На предложение отдать базу данных бывший владелец Межпромбанка ответил примерно так: «Кто вам сказал, что в банках должна быть база данных? Вот вам документация, с ней и работайте». Представьте себе — вагон документов. Что с ним делать? Впрочем, наши специалисты и не с такими проблемами справлялись.

— Валерий Александрович, сегодня много говорится также и об ответственности аудиторов за банковскую отчетность. Вы считаете, что аудиторы должны нести ответственность за ту подпись, которую они ставят под отчетами банков?

— Безусловно, должны, но реально привлечь их к ответственности очень сложно. В нашей практике был один случай, когда мы выиграли суд в отношении компании «Аконт», чье заключение по результатам проверки банка (ИТ-банк, лишился лицензии в 2009 году) было признано заведомо сфальсифицированным. Но с «Аконтом» нам просто повезло, мы нашли в документах банка два противоречащих друг другу отчета: один — для акционеров, другой — для ЦБ и кредиторов.

А вот удалить с рынка эту компанию оказалось не так просто. АСВ дважды обращалось в Аудиторскую палату России с требованием об исключении «Аконта» из саморегулируемой организации (СРО). В итоге компания все-таки вышла из СРО. Помог нам Минфин, который позже разослал в другие саморегулируемые организации письма с требованием не принимать эту компанию в свои ряды. Подобный прецедент — хороший сигнал для рынка, но в будущем, конечно, необходимо предусмотреть возможность наказания для аудиторов.

— А есть ли ответственность рейтинговых агентств, которые ставят заведомо высокие оценки своим клиентам?

— Теоретически — да. Но кому в первую очередь наносят ущерб рейтинговые агентства и аудиторы? Кредиторам. Не самому банку, даже не государству, а кредиторам. И если вспомнить банкротство американской корпорации Enron, то именно кредиторы в результате, по сути, уничтожили аудиторскую компанию Arthur Andersen.

Поэтому если пострадавшие от деятельности банков-банкротов захотят защитить свои права, они могут это сделать.

— В сложившейся в Банке Москвы ситуации виноват только Бородин или аудиторы тоже?

— Очевидно, были рейтинговые агентства, были аудиторы, которые подписывали оптимистичные отчеты. Теперь, правда, они утверждают, что им предоставляли фальсифицированные данные. А потом пришел ВТБ, и вдруг те же самые аудиторы говорят: «Боже ты мой, как там все, оказывается, отвратительно!» Но надо сказать, что все эти кредиты проводились через департамент инвестиционных активов, являвшийся, по сути, безнадзорным.

— Этот департамент сам проводил сделки? Почему он существовал и какова была его роль?

— Он оформлял сделки, но в действительности просто рисовал схемы. Это был банк в банке.

То есть условно Банк Москвы был разделен на «банк Бородина» и обычный рыночный банк, который действительно нормально работал, у него был хороший портфель кредитов и другие активы.

— А что вообще случилось с Банком Москвы?

— В банке накопилось проблем на 366 млрд рублей. Условно их можно поделить на три категории: 150 млрд рублей — это совсем безнадежные кредиты, часть из которых была выдана офшорам (60 млрд рублей), остальные (90 млрд рублей) — российским компаниям, которые в простонародье называют «помойками», потому что фактически они никакой реальной деятельности не ведут.

Оставшаяся часть проблемных кредитов на 216 млрд рублей — это кредиты, предоставленные компаниям, связанным с бывшим менеджментом банка. Среди них самые крупные заемщики — это «Инвестлеспром», алкогольные холдинги («КИН», «Корнет» и т. д.), группа «Интеко», компания «Премьер-эстейт», по которой в настоящее время ведется уголовное дело, и др.

Спрашивается: а что плохого в том, что кредитовалась, к примеру, одна из крупнейших лесопромышленных компаний страны «Инвестлеспром»? Дело в том, что все эти компании — и «Интеко», и «Премьер-эстейт», и «КИН» — по сути, перекредитованы.

Это настоящая болезнь, которая «поразила» банковский бизнес в период роста экономики, а выявилась в кризис. В благополучные времена банкиры решили, что могут успешно заниматься не только банковским бизнесом, но также и девелопментом, и другими направлениями.

— А надо ли требовать с Бородина возврата выведенных из-под кредитов залогов?

— Безусловно, нужно судиться, искать активы, но при этом все же нужно договариваться. Читая эмоциональные письма Бородина, кажется, что он, видимо, глубоко обижен. Может, то, что он снял обеспечение, было эмоциональным действием, может, он сейчас уже жалеет об этом.

То есть если он, например, вернет эти активы (а я видел переписку с регулятором, где он их упоминал и говорил, что готов их вернуть), я считаю, что это будет лучше, чем решать вопросы через правоохранительные органы, которые будут долго и упорно искать активы.

К тому же я не помню, чтобы из Лондона кто-то возвращался кроме тех, кто сделал это добровольно. Мое мнение, что лучше стараться все-таки договориться.

Если все же то, что произошло, не ошибка, а преднамеренные действия, то, конечно, нужно привлекать правоохранительные органы для расследования произошедшего.